Музеи — одно из самых драгоценных достояний культуры. Они не только дают ясное представление о прошлом, но и фиксируют настоящее, которое на наших глазах превращается в прошлое. Бесценность этой роли музеев я вижу в том, что они обогащают все виды искусств. В будущем будут оказывать влияние и на историю всей технической культуры человека. Мне это кажется настолько бесспорным, что тот, кто стал бы возражать этому утверждению, показал бы себя человеком, для которого значение истории в целом ничтожно.
Что касается меня, то я всю молодость провёл в литературных архивах, то есть в тех же постоянно развивающихся музеях. Поддерживал меня в моих начинаниях Ю. Тынянов, который был блестящим знатоком архивов, учил — академик В. Н. Перетц, в домашнем семинаре которого я читал доклад и где я познакомился с будущими крупными деятелями культуры, ставшими профессорами Ленинградского университета, С. А. Ерёминым и Г. А. Бялым. Я жил в атмосфере тех лет. Понятно, что всё это отразилось в моих произведениях.
Я шёл от интереса к истории, русской, в частности, к людям. Но, с другой стороны, без тех людей, которых я встретил и которые прямо и косвенно были моими учителями, я не нашёл бы свою историю и свою литературу.
Работа в архивах, научное знание всегда помогали мне в работе над художественной прозой. Так было в годы работы над «Двойным портретом» и повестью «Семь пар нечистых». Сейчас уже закончен роман «Наука расставанья», действие которого происходит 40 лет тому назад. Вот здесь мне и помогло знание исторических фактов. Без них современное занятие историей литературы — а я был и остаюсь историком литературы — невозможно.
У меня самого есть маленький музей, потому что я прожил долгую литературную жизнь. Он, наверное, был бы большим. К сожалению, значительная часть его пропала во время ленинградской блокады. Но даже и мой новый архив, создававшийся и созданный в основном после войны, помог мне написать несколько книг: «Собеседник», «Здравствуй, брат, писать очень трудно», «Вечерний день». То же с моей последней книгой, которая называется «Письменный стол», — я её только недавно закончил, а напечатана она будет в начале года в журнале «Октябрь».
Со времени моей молодости многое изменилось в жизни музеев. Появилось много малых музеев — и это прекрасно, потому что на далёких окраинах появились свои культурные центры. Такие музеи, создаваемые довольно часто на основе частных коллекций и архивов, представляют собой маленькие уголки культуры.
Особое место среди них занимают литературные музеи. Я не могу не упомянуть, что на родине Тынянова, в Резекне, начинает жить новый музей. Уже состоялись Тыняновские чтения, на которые съехались все историки литературы, занимающиеся его творчеством. Рассказываю об этом музее ещё и потому, что в некотором роде причастен к его созданию и приумножению фондов. Мне кажется, я был самым близким другом Юрия Николаевича и сделал всё, чтобы его музей существовал. В новый музей я отдал несколько автографов Тынянова из той части его архива, которая хранится у меня. Такой, например, экспонат, как читательское требование Тынянова‑студента, работавшего в Публичной библиотеке в Петербурге... Я отдал в музей издания его книг разных лет, начиная с самых ранних.
Недавно мы отправили туда ещё один экспонат. В 1939 году на творческом вечере Тынянову, который уже болел и начал хромать, подарили искусно сработанную палочку, неизвестно как оказавшуюся в Союзе писателей. В годы войны, когда Юрий Николаевич был эвакуирован, палка осталась у меня, и теперь я передал её в музей. Любопытная деталь: в истории этой палочки, которой писатель пользовался в своей повседневной жизни, как выяснилось, был период, когда она принадлежала царской семье, ощущала «светлейшее» прикосновение. Для нас эта изящная деревянная поделка имеет совершенно иную, особую ценность, она дорога нам как реликвия, хранящая память о крупном русском писателе.
У современных музеев появилась одна интересная черта. Они перестали быть музеями в прежнем смысле слова. Они стали тем, что можно назвать литературным клубом и художественным салоном. Пример тому — музей Александра Сергеевича Пушкина. Здесь проходят в высшей степени интересные заседания, посвя щённые не только поэту, но и тем, кто отдаёт изучению его творчества всю свою жизнь. Представьте такой вечер, ведущий которого — Владимир Яковлевич Лакшин, сочетающий в себе талант архивиста с умением превосходно представить нам деятельность поэта, писателя, историка.
В Музее изобразительных искусств А. С. Пушкина время от времени проходят концерты Святослава Рихтера. Живопись и музыка смыкаются в новом и оригинальном сочетании.
Все эти явления заметны для меня ещё и потому, что я сам ведь по природе своей, по сути каждодневной работы, очень близок к людям, работающим в музеях. Эти люди всей своей деятельностью будят в нас добрые чувства. Ведь посетитель видит в музее творческий процесс, направленный на благо людям. Приведу один, может быть, даже слишком прямолинейный пример. Кажется, у Александра Грина есть прекрасный рассказ, в котором поссорившиеся супруги, решившие уже расстаться, случайно попадают в музей и видят картину, где изображён их мирный, уютный дом, и эта картина снова протягивает между ними незримые нити привязанности и любви.
Любой музей — всегда живой пример добрых чувств. И наша большая надежда.